«Достигнув «степеней известных», чиновник обретал и право сменить чёрную шерстяную подкладку своего сюртука на зелёную шёлковую. Эта деталь, неприметная, кажется, постороннему взору, воплощала заветную цель, наконец-то достигнутую. Оставались позади треволнения: а включат ли твою фамилию в список на повышение, одобрит ли её губернатор, не вычеркнет ли начальник края, согласятся ли господин министр и (страшно подумать!
) Его императорское величество?» Как же правильно было устроено — одна меточка, и всем все ясно. Теперь же просто хаос какой-то. Неестественной белизны виниры, бизнес-класс, великолепный костюмчик любой богатый буратино может себе обеспечить. А вот положение в государственной иерархии с ходу и не определить… «Валентина Рекунова, «Иркутские истории».
Дуэль, которая всех разделила
Рано утром у квартиры Сементовских, что по 2-й части в доме Феодосии Миллер, резко зазвонил колокольчик. Григорий Петрович поторопился открыть, покуда не разбудили жену. За порогом стоял его бывший лакей Илларион, бледный и испуганный:
— Убили барина на дуэли… Ещё живым привезли… но сейчас уже умер. Мучился очень, — нервно улыбнулся и всхлипнул.
— Не уходи: я сейчас, — Сементовский вернулся в дом, быстро оделся, набросал записку супруге и отправился на квартиру Неклюдова.
Они были едва знакомы, но вдруг подумалось, что теперь, до приезда полиции, не надо оставлять его одного.
Поединок между чиновниками Неклюдовым и Беклемишевым был назначен на шесть утра шестнадцатого апреля нынешнего, 1859, года. А накануне у Анны Петровны Быковой, директрисы Девичьего института, были гости. Болеслав Казимирович Кукель, полковник, начальник Штаба войск Восточной Сибири, до самого ужина не вставал из-за фортепиано.
Бакунин, конечно же, не молчал, но метил он в обе стороны сразу:
— Посадить бы их в тёмную комнату да заставить стреляться через стол, а потом разом свечи внести — и (даю голову на отсечение! ) пистолеты лежали б нетронутые на столе, а противники прятались под столом. А-ха-ха-ха!!!
Анна Петровна как хозяйка смягчала опасные повороты в разговоре, старательно улыбалась, но была явно удручена — Сементовский почувствовал это сразу, едва вошёл.
Гости разъехались после полуночи, а около девяти Григорий Петрович снова стоял в гостиной Быковой.
— Что Неклюдов? — директриса отставила чашку с нетронутым чаем.
— Лежит в прозекторской на столе.
Анна Петровна беззвучно, но горько расплакалась: выпускнице Смольного института, посланной императрицей в Сибирь, было заказано обыкновенное семейное счастье, но материнский инстинкт ещё прорывался.
В глазах же Сементовского история с дуэлью выглядела неоднозначно. Григорий Петрович не симпатизировал Беклемишеву: за его фрондой слишком явно читалась уверенность в собственной безнаказанности. Можно было не сомневаться: его и теперь вытянут из болота.
Неклюдов вызывал жалость, да, но к ней примешивалась брезгливость. Молодой человек пытался попасть в круг Беклемишева, не выбирая для этого средств. Попал под обвинение в воровстве, едва оправдался, но совету уехать всё-таки не последовал. И даже более: дал Беклемишеву публичную пощёчину. Дуэль должна была всё разрешить, но Неклюдов и стреляться отказывался.
Этот поединок развёл и завсегдатаев гостиной Анны Петровны Быковой: Львов и Петрашевский повели партию Неклюдова со страниц герценовского «Колокола». Бакунин отвечал им на тех же страницах. Иркутяне в большинстве своём взяли сторону жертвы: в траурную процессию встали несколько тысяч, вышло очень похоже на демонстрацию.
Окружные судьи учли общественные настроения и приговорили Беклемишева и секундантов к двадцати годам каторги каждого. Ну а дальше пошли апелляции, и Сенат ограничился приговором к… церковному покаянию. При этом окружному суду вынесли порицание за излишнюю строгость. Львова уволили, Петрашевского выслали.
Сементовского во всей этой истории всего более волновала судьба лакея Неклюдова — толковый был слуга и совершенно порядочный человек. Григорий Петрович хотел составить ему протекцию, но неожиданно оказалось, что есть уже несколько предложений. «И это о многом говорит!» — решил для себя Сементовский.
Меж тем вплотную придвинулось лето, а с ним и каникулы, на которые Сементовский ещё с зимы наметил несколько важных дел, в их числе и переписку с департаментом герольдии правительствующего Сената. Супруга несколько раз об этом заговаривала — речь ведь шла о введении во дворянство её и детей, старшему из которых уже исполнилось семь. Собрав необходимые документы и запасшись гербовою бумагой, Григорий Петрович набросал обычную шапку: «Всепресветлейший, державнейший великий государь император, самодержец всероссийский, государь всемилостивейший...» Готовый текст хорошо отлежался, после чего был выправлен и отдан Прохору Девятиярову, унтер-офицеру из местного военного училища — для переписки набело.
В департамент герольдии прошение попало спустя пять недель, а ещё через семь дней было рассмотрено. И да, принято решение его удовлетворить! Что рядом с этим противостояние Беклемишева и Неклюдова, Львова и Бакунина?
Отвечу без смущения
Новый, 1875, год Григорий Петрович Сементовский встретил в чине статского советника, кавалером орденов Св. Владимира 3-й степ., Св. Анны 3-й и 2-й степ., со знаком отличия за «XX лет беспорочной службы» и тёмно-бронзовой медалью на Владимирской ленте в память войны 1853–1856 гг. Почтенный уже возраст (шестьдесят семь полных лет) ничуть не препятствовал достойно нести обязанности инспектора классов и члена Совета Девичьего института Восточной Сибири. В его бытность здесь сменилось несколько директрис, и для всех он оставался преданным и чрезвычайно надёжным сотрудником. Да и все служащие относились к нему с неизменным почтением. Правда, за тридцать семь лет в Сибири он так и остался приезжим — навознЫм, как любили здесь выражаться. Как правило, за глаза, но неприязнь прорывалась в дни выплаты жалования, а, стало быть, и прибавок за службу в Сибири.
Как-то забывалось при этом, что «лишние» выплаты — результат многолетних трудов. Скажем, двадцать лет назад он, Сементовский, не получал и половины того, что теперь. Прибавка в 271 руб. 42 коп. сделана после десятилетней службы в губернской гимназии, а в институте раз в пятилетку прибавляли к годовому окладу по сотенной, и за четверть века с лишком она выросла до 620 руб.
Сементовский прибыл в Иркутск всего лишь коллежским секретарём, то есть чиновником Х класса. Три года спустя переоделся в мундир титулярного советника. Большинство носило его вплоть до отставки, потому что следующая ступень Табели о рангах (коллежский асессор) давала права на дворянство, а высшее сословие не очень-то и желало расширять узкий круг. Как Григорий Петрович одолел эту красную линию, объяснялось по-разному, но на всё про всё ушёл только год. Одна из версий была та, что губернатор подтолкнул, не зря же давал ему всевозможные поручения, даже, помнится, ставил во главе Комитета по проведению выставки товаров Иркутской губернии. Кстати, сам Сементовский эту версию не опровергал, но замечал при этом, что не каждый может оправдать доверие губернатора. Не случайно же при приёме к исполнению должности выясняется, какое получил воспитание, окончил ли полный курс наук и в каком в заведении; когда вступил в службу и в каком чине, где оную проходил, не совершил ли каких особенных по службе деяний или отличий. Или, напротив, стоял под судом, а, если стоял, то за что именно и чем дело окончено.
Так вот ему, Сементовскому, нечего было скрывать и даже хоть как-то затушёвывать. Как сын священника он окончил Полтавскую духовную семинарию; потом поступил на физико-математическое отделение Главного педагогического института. Часть предметов изучалась ещё в семинарии, к двум знакомым уже иностранным языкам прибавились только греческий и латынь; казалось, учиться будет легко, но первые же экзаменационные испытания показали: здесь даже три балла с первой попытки не получить. Григорий прошёл полный курс, показывая отличные знания при отличном же поведении. И с тех пор даже самому малому штрафу не подвергся ни разу.
За тридцать с лишком лет службы в Иркутске он лишь дважды ходил в отпуск, в 1855 и 1870 годах, по личным, так сказать, обстоятельствам. В одни из каникул разработал курс по естествоведению: не удавалось выписать из России нужного педагога, и нужно было его заменить. Так же по необходимости принимал на себя заведывание хозяйственной частью института. Девятью годами упорных трудов в гимназии заслужил должность инспектора, двадцатью годами отлично-усердной службы в институте — членство в его Совете. Всё добыто старанием, по заслугам дано. И, когда Сементовского спрашивают об окладе, он с готовностью и без налёта смущения отвечает:
— На руки получаю в год две тысячи двести девяносто один рубль 42 с половиной копейки. Что впечатляет в сравнении с моим первым жалованием старшего учителя Каменец-Подольской гимназии — 400 руб. Впрочем, Малороссия — не Сибирь, да и прошло уж почти сорок лет.
Справочно
Если в лавках и магазинах хорошо продавался зелёный подкладочный шёлк, приказчики знали наверное: многим вышло повышение по службе. Достигнув «степеней известных», чиновник обретал и право сменить чёрную шерстяную подкладку своего сюртука на зелёную шёлковую. Эта деталь, неприметная, кажется, постороннему взору, воплощала заветную цель, наконец-то достигнутую. Оставались позади треволнения: а включат ли твою фамилию в список на повышение, одобрит ли её губернатор, не вычеркнет ли начальник края, согласятся ли господин министр и (страшно подумать! ) Его императорское величество? Когда же радостное известие достигало пределов города Иркутска, в семьях начинались приятные хлопоты. Оправлялись по магазинам и не спеша, с удовольствием выбирали шёлк, бархат, пуговицы, сукно. Размышляли, какого взять портного и оформляли заказ. Наконец наступал торжественный день, и чиновники облачались в новые мундиры. Зелёный шёлк подкладки приятно облегал «заслужившую» его спину, жена примеряла новые платья и шляпки, ведь и она вместе с мужем переходила на следующую ступень — в коллежские или даже статские советницы. Служебная лестница принимала их вместе и вместе же несла дальше — к тайным советникам и советницам.
В последний раз стал отцом в 62
О невесте своей Григорий Петрович знал заранее, что будет она из его, чиновной, среды. И что тесть по рангу должен стоять на одной с ним ступени или даже несколько ниже. Впрочем, по приезде в Иркутск это всё представлялось весьма отдалённым будущим. И правда: Григорий Петрович сочетался законным браком уже на сорок третьем году, в 1852. И да, избранницей его стала девица Глафира, дочь чиновника IX класса, в то время как сам он, коллежский советник, проходил уже по YI классу.
При крещении первого сына Сементовских восприемниками его стали директор губернской гимназии Константин Петрович Бабановский и начальница Девичьего института Мария Александровна Дорохова. Второго сына и крестили в институтской домовой церкви; когда же родился третий ребёнок, крёстной матерью вызвалась быть новая директриса Девичьего — Екатерина Петрова Липранди.
Из Глафиры вышла хорошая мать, но юный возраст и неопытность всё же сказались: она наделала много долгов, да не по хозяйству, а исключительно из-за нарядов и безделушек. Но особенно возмутили Сементовского заимодавцы, принимавшие безо всякого его ведома векселя и вещи в залог. Григорий Петрович был так разгневан, что успокоился, лишь отнеся в редакцию местных «Ведомостей» грозное объявление. И в трёх номерах за ноябрь 1870 года печатали: «До сведения моего дошло, что жена моя Глафира Ивановна наделала много долгов, и под залог вещей, и под векселя на свое имя. Так как я не давал никакой доверенности моей жене делать долги, и так как деньги, взятые в долг, ею употреблены не на нужды по дому, то я не считаю себя обязанным платить долги. Статский советник Сементовский».
Да, за спиной шушукались, что не нужно было выставлять супругу на всеобщее обозрение, но Григорий Петрович был убеждён, что преподносит публичный урок не ей, а заимодавцам. Что же до репутации Глафиры Ивановны, то она выражается не газетными объявлениями, а ведением дома и заботой о детях. Так же, как прямая обязанность мужа — обеспечить семье достаток и положение в обществе, и он, Сементовский, к этому неизменно стремился. Сын дьячка, к тридцати трём годам дослужился до звания дворянина, а в пятьдесят один утверждён в дворянстве потомственном, распространяющемся на детей. Всегда имел дополнительный заработок; параллельно с гимназией преподавал арифметику в училище детей канцелярских служителей, шесть лет состоял инспектором двух учебных заведений одновременно.
За четверть века у Сементовских родились четыре дочери и четыре сына. В последний раз Григорий Петрович стал отцом уже в шестьдесят два, а умер, когда младшему было шесть. Некоторые предрекали вдове нищету, но припоминали, что от мужа достался ей поместительный дом и приличная пенсия; что старшему уже двадцать четыре, то есть должен уже помогать, как когда-то Григорий Петрович помогал младшим братьям.
Две дочери Сементовских окончили за казённый счёт Девичий институт Восточной Сибири; туда же приняли внучку Ольгу от младшего сына Александра. Он, поздний ребёнок, отличался и старанием, и умом, но здоровья, увы, не добрал, да и овдовел не по времени. Из института Ольга вышла уже круглою сиротой, но с заранее выхлопотанной усиленной пенсией: судебное ведомство, где служил Александр, о нём позаботилось, а управление губернатора и генерал-губернатора поддержало — помнили там ещё Григория Петровича Сементовского!
Реставрация иллюстраций: Александр Прейс
Свежие комментарии