Первый полнометражный фильм про СВО – так преподносит режиссёр и сценарист Артём АРТЁМОВ кинокартину «СВОИ. Баллада о войне» (2025). Себя он называет режиссёром-любителем, его профессия – военное дело: Артёмов является боевым офицером и служит заместителем командира центра специального назначения «Сармат», группировка «Днепр», Запорожье.
Фронт глазами фронта
– Как вам удалось совместить службу и работу над фильмом?
– Сценарий я писал на войне, находясь в Запорожье, под Работино. В апреле прошлого года у меня закончился контракт добровольца, и я не стал его продлевать, занялся съёмками. А вернулся на службу в сентябре: Дмитрий Олегович Рогозин формировал новый центр спецназначения и позвал меня на должность своего зама.
– Вы настаиваете, что ваш фильм – именно первая полнометражка про СВО? В 2022 году появился фильм «Лучшие в аду» А. Щербинина, снятый при поддержке Е. Пригожина.
– Не настаиваю, констатирую. «Лучшие в аду» – хороший фильм, но он не про СВО, а про абстрактную войну, там не назван противник, там нет идеологии.
– «СВОИ» – ваш дебют как режиссёра, сценариста и продюсера?
– Да, ранее я снимал только короткометражки. Когда у меня родился замысел этого фильма, я не был настолько самонадеян, чтобы рассматривать себя в качестве человека, который бы реализовал его. Обращался к профессионалам, приглашал их написать сценарий, но одним некогда, другие не хотят касаться темы СВО, а третьи привыкли видеть СВО с дивана по телевизору, как параллельную реальность, – это меня не устроило. С режиссурой то же самое: кто-то избегает темы, а кто-то просит зарплату два–три миллиона рублей в месяц, что для нас непосильно. Соответственно, мне оставалось либо забыть о замысле, либо снять фильм самому.
– Известна такая фраза: великое видно на расстоянии. Роман «Война и мир» был написан спустя более полувека после войны, которая в нём описана.
– Есть и другие примеры. Денис Давыдов писал стихи, находясь непосредственно на войне. Как и Константин Симонов тоже создавал свои произведения во время войны – и экранизировались они тоже во время войны. И тогда же Шолохов делал первые наброски романа «Они сражались за Родину». Я, разумеется, не сравниваю себя с ними, лишь хочу заметить, что в годы Великой Отечественной огромное внимание уделялось культуре, культурному фронту – он понимался именно как фронт. А сейчас он оголён. Кинематограф, за редким исключением, не вышел на него. Потому мы и решили: если за три года не снято ни одного полнометражного фильма про СВО, то нужно попытаться сделать это самим.
– Вы рассказывали, что бюджет фильма – 40 миллионов рублей и что это исключительно частные деньги. Не захотели связываться с государством?
– Мы сочли, что у нас, дебютантов, мало шансов выиграть государственный грант. Кроме того, если бы мы дожидались гранта, то пропустили бы летний сезон (действие фильма происходит в тёплое время года. – Прим. «АН»), и в результате фильм появился бы не теперь, а только к 2027 году, когда он был бы уже не нужен. В 2027‑м, полагаю, будет нужен другой фильм – нужно будет смотреть на события со стороны, с высоты, анализировать их.
Невымышленное
– Ваш фильм предваряет фраза о том, что он основан на реальных событиях. Создатели кинокартин используют её частенько, так что она уже не производит впечатления.
– Все персонажи и все диалоги в фильме – невымышленные. События фильма происходят незадолго до отражения украинского наступления 2023 года. Это была попытка ВСУ «срезать» наш «выступ»: на нас двинулись порядка двух батальонов слева и справа, БМП, танки. Этой атаки не ждали, и в результате всего лишь 25–30 человек удерживали «выступ», пока не подоспела подмога. К вечеру отбились.
– В центре вашего сюжета – взаимоотношения российских бойцов и местной деревенской семьи (пожилые родители и молодая дочь), которая не бежит от войны, оставаясь в зоне боевых действий. Один из военных говорит, что тоже не захотел бы жить в пунктах временного размещения и никуда не уехал бы. А вы, Артём, как относитесь к такому поведению? Не легкомыслие ли это?
– В нашем фильме дочь, давно ставшая городской жительницей, вернулась за родителями. Они отказываются уезжать, и она, со своей стороны, не готова их покинуть. Бывает и по-другому: не так давно в Курской области бросили бабушку, потому что в машине для неё не хватило места, – в итоге она умерла от переохлаждения, оставив после себя дневник. Так поступить, как поступили её родственники, – это «уметь надо». Война снимает шелуху, подчёркивает качества людей: хороший человек предстаёт ещё более хорошим, а плохой – ещё более плохим. Людей становится видно насквозь.
Отвечая на ваш вопрос. Обычно мы настаивали, чтобы местные уезжали из зоны боевых действий (неважно, в Россию или на Украину), но тех стариков, кто отказывается уехать, можно понять. В их возрасте человеку присущ определённый фатализм. У молодых другая мерка – я молодой, я ещё хочу пожить, – и нельзя подходить с этой меркой к пожилым. Пожилой человек мыслит свою жизнь в родных стенах, на своём кусочке земли, и у меня не повернётся язык осудить его.
Помню, у нас в прифронтовом селе остались две бабушки – только две на всё село. Одна перебралась к другой, жили вместе. Мы привозили им продукты… Фронт становился всё агрессивнее, появились натовские орудия, стали бить по деревням. И как-то раз мы ехали и заметили на обочине самодельный крест: на нём висела кофточка одной из тех бабушек. Стало быть, её похоронила вторая. Ту, вторую, мы больше не видели – искали и не нашли.
– В вашем фильме бойцы целенаправленно занимаются выстраиванием отношений с местными – должно ли это быть задачей военных?
– Выстраивание отношений с местным населением – задача СВО, без выполнения которой она была бы лишена смысла. Это наши люди, наши родные люди, мы должны соединить два куска расколотого мира.
Не везде нас принимали сразу. Восемь лет на этих территориях проводилась плановая, мощнейшая, профессиональная обработка населения. Шла война Украины против ЛНР и ДНР, и далеко не все украинские мужчины отправлялись воевать добровольно, как, собственно, происходит на Украине и сегодня – в Интернете полно видеосвидетельств мобилизации-«бусификации», когда людей отлавливают на улицах и тащат в автобусы. Вину за это украинская пропаганда всегда возлагала на Россию, и представьте состояние матери, когда погибает её сын, – а сверху на это ещё и ложится идеология.
Но если отсечь украинский идеологический рупор, то зачастую человек меняется очень быстро. Месяц-два – и всё, люди на 9 Мая выходят с красными флагами, повязывают георгиевские ленты. Помню, в Старой Каховке на «Бессмертный полк» вышли 1200 человек – так много в таком небольшом городе! Потом был марш-бросок на автомобилях в Новую Каховку под песни Победы. Люди выходили на улицы, давали детей на руки бойцам. Всё это зафиксировано, всё это невозможно смоделировать. А всего лишь двумя месяцами ранее многие из них встречали нас средними пальцами и украинскими флагами.
В общем, люди кардинально меняются после прихода России. Украинская идеология – наносная, она построена на ненависти, и как только эти факторы убираешь – всё, люди становятся обычными русскими людьми.
Армия изменилась
– В российском сегменте Интернета ругаются не только патриоты с либералами, но и патриоты с патриотами – «белые» с «красными». А на фронте плечом к плечу сражаются боец, у которого на рукаве Иисус Христос, и боец, у которого Сталин или Че Гевара, – это показано вами в фильме.
– Да, имеет место стопроцентная терпимость к нашивкам, к миропониманию. Чем дальше от фронта, тем нашивки единообразнее, а на фронте люди так или иначе подчёркивают свою индивидуальность – и никаких конфликтов на этой почве за все эти три года никогда не было. И многие православные, кстати, въезжали в освобождённые населённые пункты с красным флагом… А споры бывают, как и везде. На своём уровне, разумеется. Вряд ли все бойцы читали «Капитал» Маркса или досконально разбираются в Новом Завете. Но в споре рождается истина, и каждый постигает её по-своему.
– У вас есть красноречивый момент. «Отец вас в четырнадцатом ждал», – говорит местная жительница главному герою, на что он отвечает: «Не могли мы в четырнадцатом прийти, сил не было». – «А сейчас есть силы?» – спрашивает девушка, и герой ничего не отвечает, вопрос повисает в воздухе.
– Мы много раз слышали от людей: «Что ж вы не пришли в 2014-м?» Вспомните, как на День Победы милиция в Мариуполе отказалась разгонять пророссийские митинги, и нацики расстреляли из бэтээров здание милиции – сколько трупов было… В Одессе, как вы знаете, людей сожгли, в Харькове – забили цепями. Все они ждали нас. Мы не пошли тогда по ряду причин – в том числе объективных.
Есть ли сегодня у нас силы? Как мне кажется, Российская армия дала ответ на этот вопрос. Поначалу – уж не будем лукавить – наша спецоперация развивалась не так, как нам хотелось, где-то неправильно спланировали, где-то чего-то не учли. Харьковская перегруппировка и оставление Херсона оставили тяжёлые воспоминания. Но на данный момент, когда мы с вами разговариваем, хорошо заметно: наша армия изменилась к лучшему, всё совсем по-другому, теперь уже мы давим противника, а не он нас, и тех ошибок, которые мы допускали ранее, теперь не допускаем или, по крайней мере, стараемся не допускать.
– И ещё фраза вашего главного героя: «Это закончится тогда, когда кто-нибудь кого-нибудь победит. Если всё остановить сейчас, это никогда не закончится».
– В переговорном процессе, который идёт сейчас, российская сторона как раз и делает попытки разрубить этот гордиев узел. То есть не просто остановиться на линии фронта, а устранить факторы, послужившие причиной СВО: уменьшить количественно ВСУ, закрепить невступление Украины в НАТО.
– Вы обмолвились, что в 2027-м нужен будет другой фильм про СВО – не такой, какой вы сняли. Хотите сказать, к 2027 году СВО завершится?
– Совершенно, верно. Либо это будет уже другая война – с непосредственным участием европейцев, либо всё закончится. Думаю, второе более вероятно.
Свежие комментарии