Сотрясатель: вокалист и автор песен группы «Крематорий» Армен Григорян дал интервью «Аргументам недели»

Уже в первые годы своей деятельности – в середине 80-х – группа «Крематорий» вошла в так называемый пантеон, который позже назвали «легендами русского рока». Хиты «Крематория» общеизвестны: «Маленькая девочка со взглядом волчицы», «Мусорный ветер», «Мы живём для того, чтобы завтра сдохнуть», «Катманду» и другие.

Вокалист и автор песен Армен ГРИГОРЯН уверен, что всё это больше, чем просто песни.

– Вы говорили, что «люди-невидимки» из вашего одноимённого нового альбома – это интеллектуально­одарённые люди эпохи хиппи, которые исчезли и не оставили следа. Почему так? Почему они не стали элитой?

– Да, это те, кто повстречался мне когда­то и оставил у меня самые хорошие впечатления. Они превратились в невидимок оттого, что жизнь поменялась. В те времена всё общение сводилось к квартирам – далеко люди не ходили, клубов не было. И в этих квартирах ты встречал тех, кто мог дать тебе что­то новое. Происходило взаимообогащение.

Почему они не стали элитой? Да потому что люди, которые живут с открытым забралом, ничего не достигают, как правило. Думаю, «Крематорий» в нынешнее время ни за что бы не стал более­менее известной группой. Нам, группе, просто повезло попасть в такой отрезок времени, когда зритель сам искал исполнителя, без посредников, – поэтому и произошла наша «встреча» со слушателем. А многие мои друзья – художники, музыканты, писатели – так и не смогли прорваться. Такие люди не идут во власть и в бизнес.

– Расскажите про песню о мексиканском президенте Бенито Хуаресе – воевавшем пацифисте.

– Это попытка высмеять в современных декорациях идеи пацифизма, которые были очень близки нам в 60-70-х годах, а сейчас это абсолютно наивное и неуместное явление. Потому что сейчас, в нынешних условиях, когда процветает, образно говоря, людоедство во всём мире, мы чётко понимаем: есть войны не только империалистические, но и национально­освободительные. И обязательно нужно сопротивляться злой экспансии. Говорить в такой ситуации о пацифизме, о непротивлении – просто смешно. Это совершенно неуместно на фоне того, что творит, к примеру, ИГИЛ.

– А для Донбасса война какая? Освободительная?

– Все те мины постсоветского пространства, которые заложили Ленин и Сталин, нужно как­то обезвреживать. Если не получается сделать это дипломатически – приходится наблюдать кровопролитие. Какая разница между украинскими событиями и событиями в Нагорном Карабахе? Разницы нет, есть лишь двойные стандарты. Те, кто считает, что подарили Крым Украине ошибочно (а я, кстати, считаю именно так), эти же люди в аналогичном случае с Нагорным Карабахом так не считают. Двойная мораль, да и только. Думаю, это не случайно, что ни один мой знакомый не пошёл в политику. Более того, я убеждён: нам нужно держаться от политики как можно дальше. Если пожал политику руку, нужно тотчас же её вымыть. В общем, вся пропаганда во многих странах построена на двойной морали. Подчёркиваю: во многих странах. Это вовсе не российская особенность.

– Может, через общение с политиками вы бы влияли на происходящее?

– На происходящее влияет не политика в её аморфном состоянии и даже не Дума с её членами. На происходящее влияют личности. У меня нет никакого желания обращаться к личностям в политике, потому что я знаю: никакой отдачи от них не будет, ничего объяснить им и доказать я не смогу (кстати, у музыкантов и политиков примерно одна и та же форма деятельности – сотрясание воздуха). А вот если обращаться к личности вне политики – тогда есть шанс чего-то добиться. Именно этим занимается «Крематорий». Наш новый альбом состоит из рассказов, которые, согласно сюжету альбома, посвящены Цезарю. То есть слушателю. Такая вот осанна.

– Из вашей песни «Чемодан президента» с прошлого альбома следует, что вы опасный человек, потому что хотите завладеть чемоданчиком президента и взорвать этот неправильный мир.

– Весь тот альбом – о том, как же надоело происходящее вокруг. Человек превратился в какого-то каннибала. У меня был приятель с девизом: «Ни дня без водки». А девиз современного человека я бы сформулировал так: «Ни дня без крови». Обязательно надо кого-то уничтожить, растоптать. Чем толще шея, тем больше у тебя прав. В таком мире действительно хочется взять чемодан президента и... если не взорвать человечество, то пригрозить ему.

– В другой песне вы говорите, что рок­звёзды доказывают своим примером закон бытия: маразм неизбежен. Вы о некоторых высказываниях некоторых коллег по цеху?

– Эта песня была написана в те времена, когда маразматических вещей они ещё не говорили. Дело в другом. Я, например, очень люблю Джаггера (The Rolling Stones. – «АН»), но когда я сейчас вижу, как этот старичок, эта мумия пляшет и двигается, словно гимнаст, – у меня какое­то противоречивое чувство – восхищение и тоска. Рок-н-ролл всё-таки должен быть в какой­-то степени – хоть в какой­-то степени! – культурой молодых людей и находиться в возрастных рамках. Нельзя доводить его до семидесятилетнего возраста и изображать из себя зомби­мальчика. Но в случае Джаггера речь, скорее, о природном феномене, которому пенсия не грозит (смеётся).

– А вы когда покинете рок-­н­-ролл?

– Тайну хотите выведать? (Смеётся.) Может быть, я сейчас не такой гиперсексуальный, как был в 20 лет, но в свои 50 с лишним чувствую себя на 30. Не испытываю никаких трудностей в этой жизни, но понимаю, что они рано или поздно придут. Я вдруг заметил, что тихое созерцание на меня воздействует гораздо эмоциональнее, чем смена лиц и декораций, которая раньше приносила мне много энергии. Что-то в сознании меняется. Если так пойдёт дальше, то в какой­то момент мне захочется стать садовником. Когда это случится, я не знаю, но случится обязательно.

– «Любовь – супермаркет», «твои верные друзья – верёвка и мыло»... Как вы сами считаете, новым альбомом вы даёте человеку свет в конце тоннеля? Или отнимаете его?

– Я не скажу, что это альбом мизантропа, но какое­то разочарование в человечестве, конечно, он содержит. Альбом оставляет шанс на то, что личность спасёт мир. Остаётся дождаться её появления. Те личности, которые сейчас на горизонте, в основном очень агрессивные, странные, иногда вообще клиенты палаты №6. Никакого просвета я не вижу. Эти голоса, которые вещают из каждого утюга, кажутся мне воплощением зверя. Я должен говорить искренне. Если буду вокруг да около, то это уже не творчество. Кто-то будет спорить со мной. Скажет: «Я верю в человечество!» Или: «Красота спасёт мир!» Но на сегодняшнем этапе (а я должен отображать время) мне кажется, что картина очень неприглядная.

– А почему сегодняшний мир вас огорчает сильнее, чем вчерашний?

– Влияние СМИ на человека колоссально. Пропаганда – крайне мощное оружие, и люди сегодня заражены ей очень сильно. Если вы посмотрите на наше российское общество и на американское, то увидите примерно одну и ту же картину. Выглядит хоть и разнополярно, но примерно одинаково. Как личность реагирует на эту пропаганду? Берёт в руки автомат!

В песне «Жизнь» я стараюсь предложить выход из этой ситуации. Понятно, что выход один – в любви. Найти любовь и улучшить этот мир. Это в общем­то идеалистическая концовочка, если честно. Но каждый раз, когда открывается дверь и возвращается домой жена, каждый из нас, наверное, испытывает более­менее радостные чувства. Если говорить отдалённо, лучше любить, чем воевать. Но пока, к сожалению, это пустая фраза.

– Вы сыграли в российском Севастополе и сказали, что хотите сыграть на Украине. Думаете, после Севастополя вас туда пустят?

– С Украиной всё непросто. У меня там много друзей – они вовсе не бандеровцы, не фашисты, абсолютно нормальные люди. Я хочу туда поехать, но пока не вижу такой возможности. Во-­первых, почти все мои музыканты против. А во-вторых, мне сказали, что на концертах возможны провокации. Я не хочу подвергать кого¬либо угрозе, а угроза есть. Не со стороны государства, а со стороны некоторых деятелей, которые ведут себя очень агрессивно. Мы получаем от них письма не самого приятного содержания.

– Вы говорили, что мир может измениться через личность, но не через толпу. Получается, вы против митингов?

– Мы можем оглянуться назад. Мы не волки, чтобы смотреть только вперёд. Давайте зададимся вопросом: к чему привели митинги?

– Насколько я помню, вы положительно оцениваете август 91-го.

– Да, я оцениваю его как самое положительное явление нашей жизни. Помню, как люди взялись за руки и выстроились сплошной цепочкой от «Речного вокзала» (окраина Москвы. – «АН») до Красной площади. Я тоже идеалистически поддерживал те перемены. Однажды даже ездил на телевидение, чтобы агитировать за Ельцина. Но когда в 1996 году шла ельцинская кампания «Голосуй или проиграешь!» с музыкантами, мы уже отказались от участия. В 1991-м люди искренне верили, пребывали в святом обмане. Думали, что­то можно изменить. Но ни черта же не изменилось – стало ещё хуже. Коррупция перешагнула за все разумные барьеры. То, что мы видим сейчас, – это в какой­то степени монархическое государство. Почему недавно в Орле поставили памятник Ивану Грозному? Я не историк и не могу чётко определить, что он сделал правильно, а что – нет. Но когда вытаскивают монарха из Средневековья – из мрачного Средневековья – и ставят ему памятник, то это о многом говорит. Прежде всего о том, как мыслит наша элита и к чему она нас ведёт.

– И вы считаете, что противостоите этому своими песнями?

– Да. Безусловно, да.

– И насколько успешно?

– Я разговариваю с людьми, которые воспринимают наши песни, и вижу: они способны к сопротивлению. И во многом – благодаря этим песням.

Чатайте также:

Новости культуры 

См. все новости дня